Экранизации истории о докторе Джекиле и мистере Хайде: особенности и уникальные черты

Какие силы земли и неба сошлись в ту ночь 1885 года на маленьком острове, затерянном среди библейских просторов южной части Тихого океана?

Сошлись в одном доме, в комнате (представьте себе эту точку в мировом пространстве!), в которой спал Роберт Луис Стивенсон. Из каких тайников души, глубин подсознания был извлечен сон о достопочтенном, известном всему Лондону, добром докторе Джекиле и мистере Хайде, его чудовищном двойнике? Как могло случиться, что благословенный целитель Джекил и мерзостный насильник Хайд были одним и тем же лицом?

Однако сон был увиден с такой отчетливостью, реальностью, в таких подробностях, что Роберту Луису осталось, как гласят свидетельства, лишь записать его на бумаге, хотя, конечно, не обошлось потом и без дальнейшей писательской работы над рукописью. И вот уже более века эта небольшая повесть будоражит умы и сердца несметной массы читателей, а кинематографистов она захватила настолько, что число ее экранизаций на Западе уже подошло к пятидесяти, и, наверное, будут еще и еще, ибо тайна оборотня Джекила-Хайда являет собою одну из самых страшных и тем более страшных, что распространенных массово и повседневно загадок человека.

К одной из экранизаций— сорок седьмой по счету, созданной у нас в год столетия повести, приложил усилия и автор этих заметок...

«Предположи человека...»

Нас учили: человек как таковой не существует. Есть рабочий, колхозник, Герой Социалистического Труда, новатор полей. Есть новый советский человек, непрерывно совершенствующийся. И нет морали вообще, вечных истин и общечеловеческих ценностей. Все, что полезно революции. пролетарской революции, безоговорочно морально. Эти тезисы не могли быть подвергнуты сомнению. Идеологическая клетка была накрепко запаяна. Но Достоевский верил: «Красота спасет мир!» И она подала голос.

В 1957 году на сцену Ленинградского Большого драматического театра имени М. Горького вышел «положительно прекрасный человек». Так писал о нем сам создавший его гений. В спектакле «Идиот», поставленном Георгием Товстоноговым по одноименному роману Федора Достоевского, его герой прошел, как бы извиняясь за вторжение, и взглядом, испытующим, исходящим из самых глубин уязвленной совести, посмотрел на сидящих в зрительном зале. Князь Мышкин в феноменальном исполнении Иннокентия Смоктуновского исповедовал отнюдь не пролетарскую мораль. А зал пережил очищение, потрясение искусством на всю оставшуюся жизнь. Это требовалось объяснить. И, что еще важнее было в тот момент, защитить.

Идеологический «вождь» интеллигентнейшего российского города, секретарь Ленинградского обкома партии Алексей Иванович Попов тревожно выпытывал у меня, работавшего тогда корреспондентом «Правды» по Ленинграду, что это за подозрительный спектакль о каком-то христосике, князьке-эпилептике сотворил Товстоногов? Над спектаклем нависла угроза «идеологической» атаки. Но словно ангел-хранитель положил передо мною удивительные слова Маркса, напечатанные в какой-то книге. А надо сказать, что в то время для обоснования какой-нибудь еще «необкатанной» мысли требовалось всенепременнейше получить марксистское благословение. А оно звучало так: «Предположи человека как человека и его отношение к миру как отношение человеческое и в этом случае ты сможешь обменивать любовь только на любовь, доверие только на доверие...» Правда, ко времени столкновения с Поповым я уже знал, что кое-кто проявил бдительность и установил, что Маркс написал сие, когда по молодости лет еще не был Марксом. Но таких тонкостей мой оппонент не ведал. И перед моим восторгом да еще в опоре на такой авторитет отступил.

У Маркса есть и другой тезис о человеке: «...сущность человека... есть совокупность всех общественных отношений». Мысль важная и глубокая. Но...

Что случилось с птицами?

Действительно, что случилось с воробьями, чайками и воронами в знаменитом фильме «Птицы» американского выдумщика Альфреда Хичкока? Почему с таким остервенением нападают они на людей? Почему заклевали до смерти скромного фермера? Убили учительницу? Почему атакуют дома мирных жителей, прорываются в комнаты через окна, двери, каждую щель, даже дымоход в камине? Никто этого объяснить не может. Но вот в шутливом разговоре, хотя все происходящее не очень-то располагает к юмору, один из персонажей картины высказывает такое предположение: «А, может, какой-то из воробьев, их шеф, на основе политической платформы обратился к ним с призывом: «Птицы всего мира, объединяйтесь! Вам нечего терять, кроме своих перьев».

Замечу, что в окончательный вариант кинокартины этот эпизод не вошел. Хичкок его исключил отнюдь не по причине некоего идеологического неудобства, а лишь потому, что тот затягивал развитие основного действия. «Идеологические», по нашей терминологии, соображения тут не имели места. Более того, французский режиссер Франсуа Трюффо, из книги которого «Кино по Хичкоку», изданной в Париже, я извлек этот факт, услышав о первоначальном замысле Хичкока, воскликнул: «Это была хорошая идея!»

Некоторых наших читателей может, так сказать, шокировать «птичья» перелицовка канонического призыва «Коммунистического манифеста». Но можно понять, такая мысль. Фильм «Птицы» был создан в 1963 году. К этому времени мировая общественность уже узнала многое и получала все новые ужасающие свидетельства о том, что происходило за «железным занавесом» в странах, где стала явью диктатура пролетариата, то есть тех самых пролетариев, которых Маркс и призывал объединиться.

Мне кажется, что тезис о сущности человека как «совокупности всех общественных отношений», доведенный вульгаризаторски до «запредельной ясности», и давал основание таким известным чекистам, «теоретикам» красного террора, как М. Лацио, сделать вывод, что у арестованного можно не спрашивать, что он сделал, а лишь установить его сословную принадлежность, непролетарское происхождение и тут же без суда и следствия отправить его в общую могильную яму.

Сформулировав в полемике с Фейербахом общий тезис, Маркс не развил его. И, на мой взгляд, правы те, кто упрекал основоположника в том, что он «потерял» человека. Не случайно и французский философ — марксист Люсьен Сэв, посвятив большую работу «Марксизм и теория личности» всестороннему анализу и обоснованию марксова тезиса, на одной из последних страниц своего труда вдруг обронил такую фразу: «При сравнении с наукой о человеке искусство явно кажется в чем-то меньшим, чем она, но в то же время и чем-то большим».

Да, искусство спасает. И литературный «камешек» Р. Л. Стивенсона в столкновении с монолитом марксова тезиса оказывается «чем-то большим».

Смоктуновский — Джекил

Так возникла мысль: надо непременно добиться, чтобы вещий сон английского романтика, мечтателя и прорицателя, несмотря на десятки западных экранизаций, был перенесен в кинозалы и у нас. Именно нами и у нас. Привезенная оттуда одна из существующих экранизаций (а некоторые из них стоит непременно посмотреть) была бы воспринята в первой половине 80-х годов нашим широким зрителем в качестве именно привезенной, то есть как бы навязываемая советскому человеку буржуазная идеология. А собственный фильм — это уже открытая солидарность со Стивенсоном.

Работая над сценарием с режиссером-постановщиком Александром Орловым, мы решили поручить роль Джекила-Хайда двум актерам, учитывая опять-таки стереотипы восприятия нашего зрителя. Мысль Стивенсона о том, что «человек двоичен», надо было выразить предельно резко. Кроме того, дать психологическому феномену объяснение. Поэтому в нашем фильме история рассказывается как бы дважды. Такое решение было горячо одобрено соотечественником Стивенсона английским киноведом Уэйном Дрю, членом жюри международного кинофестиваля фантастических фильмов в Порту.

Александр Феклистов сыграл роль Хайда с фонтанирующей энергией и блестящей пластикой. Иннокентий Смоктуновский, когда-то, четверть века назад, с завораживающей магией открывший кристально чистую душу князя Мышкина, теперь должен был перевоплотиться в человека, балансирующего на пограничье добра и зла. Его Джекил содрогается, когда вспоминает, каким был ночью. У него в душе, говоря словами поэта, хаос шевелится. С поразительным мастерством передает актер это зыбкое психологическое состояние Джекила, стоящего над бездной. Каждая секунда грозит новым низвержением на дно, дьявольским скачком из сферы нравственной необходимости, этического императива в стихию ничем не стесненной дикости, игры инстинктов. Самое трагическое, что Джекил — Смоктуновский чувствует, что каждое новое погружение оставляет ему все меньше сил и надежды для возвращения на берег нравственности. Казавшийся поначалу свободный выбор оказывается неуправляемым. Зло разрушает не только окружающий мир, но и самого разрушителя.

Кто уходит за кадр

В последних кадрах фильма нотариус Аттерсон с ужасом склоняется над телом мертвого Хайда, принимающего постепенно облик Джекила. В этот момент уходят из кабинета полицейские и следователи. И, посмотрев на ноги одного из них, Аттерсон холодеет: он узнает поступь кривоногого Хайда. Неужели он уцелел, обособился от Джекила?.. Возникает море и прекрасный романтический парусник, на палубе которого маленький мальчик из фильма, подбежав к матери, спрашивал: «Я уже нарисовал человечка. А где у него душа?..»

Сколько раз готов сорваться с уст в наши дни тот же вопрос, когда наблюдаешь чуть ли не массовые трансформации Джекила-Хайда. Так разгадана ли тайна человеческого двойника? Или все еще продолжается сон наяву, увиденный на тихоокеанском острове 105 лет назад?